– Ну вот, – улыбнулся Селдон, – смотрите, играйте, только постарайтесь не поломать. А попозже каждый из вас получит такого.
У двери в главный зал Селдона догнала Ванда.
– Дедуля!
– Как дела, Ванда? Тебе весело? – спросил Селдон, после того как поднял и покружил Ванду.
– Весело, только ты в ту комнатку не ходи.
– Почему, Ванда? Это моя комната. Это кабинет, где я работаю.
– Это там я видела плохой сон.
– Знаю, милая, но ведь все уже прошло, верно?
Селдон немного растерялся; решив, что нужно все-таки поговорить с внучкой, обнял ее за плечики и подвел к ряду кресел, стоявших вдоль стены длинного коридора. Усевшись, он взял Ванду на руки.
– Ванда, – спросил он, – а это точно был сон?
– Вроде сон.
– Ты, правда, спала?
– Думаю, да.
Селдон заметил, что она нервничает, и решил не мучить ее расспросами. Пора было оставить девочку в покое.
– Ну ладно – улыбнулся он, – сон это был или не сон, ты видела двух мужчин, и они говорили про смерть и про финики? – Ванда неохотно кивнула. – Про финики, это точно? – Ванда снова кивнула. – А может все-таки тебе послышалось, что они говорили про финики?
– Не-а, про финики.
Селдон понял, что больше из внучки ничего не вытянет, опустил ее на пол, погладил по голове и сказал:
– Ну, беги, Ванда, веселись, развлекайся. И забудь про этот сон.
– Ладно, дедуля.
Как только разговор про плохой сон закончился, Ванда сразу повеселела и бегом помчалась к остальным детям.
Селдон пошел по залу в поисках Манеллы. Искал он ее долго, поскольку на каждом шагу его останавливали, поздравляли, желали счастья и так далее.
Наконец он увидел вдалеке Манеллу. Бормоча: «Простите, извините, разрешите, мне нужно…», он добрался до невестки – увы, не без труда.
– Манелла, – окликнул ее, и, взяв под руку, отвел в сторонку, не переставая улыбаться всем и каждому.
– Да, Гэри, – сказала Манелла, – что-нибудь случилось?
– Ну да. Я про сон Ванды…
– Только не говори мне, что она все еще разговаривает об этом!
– Да, он все еще не дает ей покоя. Послушай, на столах есть финики?
– Конечно, и у детей и у взрослых. Всем так нравятся. Я уже съела немного. А ты что, до сих пор не попробовал, Гэри? Попробуй обязательно, так вкусно, слов нет!
– Я вот о чем думаю… А что, если это был не сон, что, если действительно она слышала, как двое мужчин говорили про смерть от фиников…
И Селдон смущенно запнулся.
– Ты думаешь, кто-нибудь отравил все финики? Глупость какая! Тогда все дети были бы уже при смерти.
– Ну да, я понимаю… – пробормотал Селдон.
Он кивнул Манелле и пошел по залу, и так крепко задумался, что чуть было не прошел мимо Дорс.
– Что за физиономия? – упрекнула его жена. – Ты о чем-то думаешь?
– Проклятые финики. Никак не могу про них забыть.
– Я тоже, но пока ничего не пойму.
– Понимаешь, страшновато как-то, вдруг они отравленные?
– Нет-нет, об этом можешь спокойно забыть. Все продукты, доставленные для банкета, были проверены на молекулярном уровне. Ты, конечно же, скажешь, что это типичная паранойя, но я обязана тебя охранять, и продолжаю этим заниматься.
– Значит, вся еда…
– Не отравлена. Поверь мне.
– Ну и отлично, – улыбнулся Селдон. – Ты меня успокоила. То есть я, конечно же, не думал, что…
– Будем надеяться, – сухо оборвала его Дорс. – Однако меня беспокоит другое: твоя предстоящая встреча с этим чудовищем Теннаром – до нее остается всего несколько дней.
– Не называй его чудовищем, Дорс. Будь осмотрительнее. Кругом сплошные глаза и уши.
– Ты прав, – сказала Дорс едва слышно, – Погляди вокруг. Все счастливы, все улыбаются, и тем не менее никто не знает, кто из наших «друзей» доложит после вечеринки своему начальнику, что и как тут было. О люди! Как подумаешь – в наше время… Как это все мерзко, противно. А главное – опасно. Поэтому я должна поехать к Теннару вместе с тобой, Гэри.
– Дорс, это невозможно. Ты только все испортишь, и мне будет гораздо труднее. Я поеду сам и все улажу. Не бойся.
– Но ты даже не представляешь себе, как будешь разговаривать с генералом!
– А ты, ты представляешь? – грустно спросил Селдон. – Ты говоришь, совсем как Элар. Он, как и ты, убежден, что я – беспомощный и ни на что не годный старый дуралей. Он тоже хочет отправиться к генералу вместе со мной – то есть нет, вместо меня. Знаешь, я порой думаю, сколько же народу на Тренторе хотело бы поменяться со мной местами. Десятки? А может, миллионы?
Вот уже десять лет, как Галактическая Империя лишилась Императора, а во дворце как будто ничего не изменилось. За тысячелетия фигура Императора стала столь легендарной, почти вымышленной, что теперь никто, казалось, не замечал ее отсутствия.
Теперь не было того, кто в величественной императорской мантии возглавлял официальные церемонии, того, кто торжественным голосом отдавал приказы, теперь никто не узнавал о желаниях монарха, никто не чувствовал как благоволения, так и опалы со стороны Императора, стихли, умолкли дворцовые торжества, прекратились закулисные козни. Личные покои Императора в Малом Дворце пустовали – здесь не осталось никого из императорской семьи.
Однако армия садовников содержала прилегающие ко дворцу парки и сады в образцовом порядке. Армия слуг наводила столь же образцовый порядок во всех дворцовых помещениях. Императорское ложе, на котором никто не спал, каждый день застилали чистым бельем. Все шло, как обычно, и весь дворцовый персонал трудился, как было заведено. Высшие чиновники отдавали распоряжения – точно такие же распоряжения, как если бы их отдавал сам Император. Да и чиновники, честно говоря, почти все остались прежние, а новых старательно и настойчиво приучали к дворцовым традициям.